^^

M Владимир Лихтенштадт

Федор Мазин
(Владимир Осипович Лихтенштадт)

Bild
  • Geboren am 16. Dezember 1882 Julianisch (28. Dezember 1882)
  • Ermordet am 15. Oktober 1919 - Ямбургский уезд, Санкт-Петербургская губерния, Гражданская война , Alter: 36 Jahre alt
  • Beigesetzt im Jahre 1919 - Братская могила жертв революции на Марсовом поле, Петроград (Санкт-Петербург)
  • Профессиональный революционер

Eltern

Heiraten

Notizen

Hinweis zur Person

Учился в Петербургском и Лейпцигском университетах по специальности химия
1905 - примкнул к эсерам-максималистам
1906 - изготовил взрывные снаряды в динамитной мастерской большевистской «Боевой технической группы» Леонида Красина, которая была оборудована в московской квартире Алексея Пешкова (Горького)
14 октября 1906 - арестован за участие в покушении на премьер-министра Столыпина
21 августа 1907 - в Санкт-Петербургском военно-окружном суде слушалось дело «сына статского советника бывшего студента Петербургского университета Владимира Лихтенштадта, обвинявшегося ... в пособничестве производству взрыва на Аптекарском острове». Суд вынес приговор: смертная казнь через повешение
Смертная казнь заменена позже вечной каторгой, которую он отбывал в тюрьме Шлиссельбургской крепости. Освобожден в первые дни февральской революции
август 1908 - в издательстве "Посев" вышел первый полный русский перевод книги "Пол и характер" Отто Вейнингера, выполненный Владимиром Лихтенштадтом, с предисловием и под редакцией Акима Волынского
июнь 1917 - послан с подарками на фронт от петроградских рабочих, потом недолгое время работал в "Ульяновке", детской колонии под Петроградом. Получил приглашение заведовать издательством Петроградского Совдепа
март 1919 - заведующий издательством III Интернационала, секретарь Зиновьева по делам Интернационала, вступил в РКП(б)
май 1919 - вступил добровольцем в Красную Армию, комиссар штаба 6-й дивизии 7-й армии на Ямбургском фронте

[https://ru.wikisource.org/wiki/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D0%BD%D1%8B%D0%B5_%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B6%D0%BA%D0%B8_(%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%88%D0%B8%D0%BD)]




Покушение осуществила петербургская организация «Союза социалистов-революционеров максималистов», образовавшаяся в начале 1906 года. Организатором был Михаил Соколов («Медведь», «Анатолий», «Пётр Васильевич»)
В организацию входили:
1) Группа московской «оппозиции» ПСР: Василий Дмитриевич Виноградов (он же Кочетов, он же Розенберг) , Северин Иванович Орлов, Василий Михайлов, Александр Львович Поддубовский, Людмила Степановна Емельянова, Даниил Федорович Маврин, Надежда Терентьева, Наталья Климова. Люди из этой группы участвовали в организации убийства великого князя Сергея Александровича и крупной экспроприации в Московском Обществе взаимного кредита 7 марта 1906 года
2) «Белостокцы»: Давид Моисеевич Закгейм, Хаим Кац, Александр Константинович Кишкель, Давид Фарбер, Дора Казак. Все они принимали участие в террористической деятельности в Белостоке (покушение на полицеймейстера Пеленкина, пристава Самсонова, убийство коменданта ст. Белосток полковника Шрейтера и покушение на пристава Шереметева)
3) Николай Петрович Пумпянский, Адель Каган, Илья (Элия) Забельшанский («Альфонс», «Француз»), Клара Бродская, Николай Лукич Иудин, Мария Ивановна Лятц («Агнесса»)
Взрывные снаряды изготовил Владимир Лихтенштадт в динамитной мастерской большевистской «Боевой технической группы» Леонида Красина. Охраной мастерской руководил Симон Тер-Петросян (Камо)
Террористическая группа имела множество конспиративных квартир во всех районах Петербурга, оборудовала лабораторию и склады для оружия, доставлявшегося из Финляндии, устроила собственную конюшню с двумя выездами и приобрела два автомобиля. Группа вела активную разведку, пытаясь установить наблюдение за рядом высших чиновников
Непосредственными исполнителями стали:
Иван Типунков (кличка «Гриша»). Уроженец Брянска, рабочий. Неоднократно привлекался к дознаниям о государственных преступлениях
Илья Забельшанский («Француз»). Уроженец Минска. До середины 1905 г. жил во Франции. В России жил по паспорту бельгийского подданного
Никита Иванов («Федя»). Уроженец Смоленска. В марте 1906 г. содержался в брянской тюрьме по делу ограбления артельщика Брянских заводов
1 мая 1906 - был приёмный день на казённой даче на Аптекарском острове в Санкт-Петербурге. Приём начался в 14.00. Около половины третьего к даче подъехал экипаж («ландо»), из которого вышли двое в жандармской форме с портфелями в руках. В первой приёмной, столкнувшись с генералом А.Н.Замятниным, ведшим запись на приём, террористы бросили к следующим дверям портфели и бросились прочь. Раздался взрыв большой силы, пострадали более 100 человек: 27 человек погибли на месте, 33 - тяжело ранены, многие потом скончались
В результате взрыва были убиты или впоследствии умерли от ран следующие лица:

Замятнин Александр Николаевич - генерал-майор
Князь Шаховской Николай Владимирович - член совета министра внутренних дел
Воронин Александр Александрович - церемониймейстер высочайшего двора
Шульц Виктор Фёдорович - подполковник ОД
Слефогт Николай Юльевич - непременный член Ярославского губернского присутствия
Ходкевич Владимир Николаевич - офицер по особым поручениям при министре внутренних дел
Вербицкий Михаил Тимофеевич - пристав Петербургской полиции
Терлецкий Иероним Иеронимович - гражданский инженер
Княгиня Кантакузен Евдокия Артемьевна - вдова д.с.с., была на приеме с прошением
Жилевич Аделаида Станиславовна - горничная
Долгулина Анна Петровна - крестьянка
Истомина Ольга Евгеньевна
Владимир - малолетний сын Истоминой
Неизвестная женщина на 8 месяце беременности
Федоров Николай Дмитриевич - жандармский ротмистр
Горбатенко Афанасий Ларионович - чиновник СПб. полиции
Мерзликин Захар Семенович - чиновник СПб. полиции
Слепов Иван - жандармский унтер-офицер
Сипягин Петр - кучер
Евдокимов Николай - курьер почтового ведомства
Клементьев - швейцар
Проценко Александр - выездной лакей
Сидоренко Василий - официант
Воронин Николай Григорьевич - официант
Стопелиус Франц - лакей
Солдатенков Василий - лакей
Вальфович Александр Леонтьевич - харьковский мещанин

Исполнители были уничтожены охраной

[http://fai.org.ru/mig/1906/1906.html]




В Москве (март 1919 года) был создан III Интернационал, председателем Исполкома которого по предложению Ленина был назначен Зиновьев. У нового Исполкома еще не было ни штатов, ни канцелярий. Зиновьев поручил мне организацию его служб, хотя я и не был членом партии. Слишком мало зная о жизни в России, мне не хотелось браться одному за такую задачу. Через несколько дней Зиновьев сказал: «Я нашел замечательного человека, с которым вы прекрасно сработаетесь»; он оказался прав. Так я познакомился с Владимиром Осиповичем Мазиным, который незадолго до этого, движимый теми же побуждениями, что и я, вступил в партию.
Со своей строго утилитарной централизацией власти, пренебрежением ко всякому индивидуализму русская революция оставила в тени, по меньшей мере, столько же выдающихся людей, скольких она сделала известными. Среди этих, практически оставшихся в неизвестности, фигур Мазин представляется мне одной из самых примечательных. Наша встреча произошла в большом зале Смольного института, где вся мебель состояла лишь из стола и двух стульев; мы сидели друг против друга, одетые достаточно комично. Я носил большую белую баранью папаху, подарок одного казака, и невзрачное пальтецо западного безработного. Мазин, в старом потертом на локтях синем френче, с трехдневной щетиной, в старомодных очках с круглой металлической оправой; у него было удлиненное лицо, высокий лоб, землистый от недоедания цвет лица. «Короче говоря, объявил он, мы Исполком нового Интернационала! Забавно, честное слово!» И на голом столе мы принялись набрасывать эскизы печати, которая была срочно необходима президиуму: великая печать мировой революции, не больше, не меньше! Нам хотелось, чтобы на ней было символическое изображение планеты.
Мучаясь, сомневаясь и вновь обретая веру, мы оставались друзьями, вместе переживая моменты, когда служебные обязанности заставляли нас вникать в проблемы власти, террора, централизации, марксизма и ереси. К ереси мы оба были весьма склонны: я только начинал приобщаться к марксизму, Мазин же пришел к нему своим путем, на каторге. Старый анархо-коммунистический базис сочетался в нем с аскетическим темпераментом. В 1905 году, в кровавый день 22 января, будучи подростком, он видел улицы Санкт-Петербурга, залитые кровью петиционеров-рабочих, и, в то время как казаки нагайками разгоняли толпу, решил изучать химию взрывов. Очень быстро став одним из химиков группы эсеров-максималистов, стремящихся ко «всеобщей» социальной революции, Владимир Осипович Лихтенштадт, происходящий из обеспеченной либерально-буржуазной семьи, изготовил бомбы, с которыми три его товарища, переодетые офицерами, пришли 12 августа 1906 года на прием к председателю Совета министров Столыпину и взорвали себя вместе с его резиденцией. Некоторое время спустя в Санкт-Петербурге максималисты напали на фургон, принадлежавший Казначейству. Лихтенштадт, приговоренный к смерти, а затем помилованный, провел десять лет в Шлиссельбургской крепости; некоторое время он содержался в одной камере вместе с грузинским большевиком Серго Орджоникидзе, который спустя годы стал одним из организаторов советской индустрии. В тюрьме Лихтенштадт написал научный труд «Гете и философия природы», вскоре опубликованный, и изучал Маркса. Однажды мартовским утром 1917 года шлиссельбургские каторжане, собранные вооруженными охранниками на тюремном дворе, услышали крики разъяренной толпы, доносившиеся из-за тюремных стен, и решили, что им суждено умереть; но толпа, на самом деле опьяненная радостью, высадила ворота; во главе ее были кузнецы с инструментами, чтобы разбить цепи. Каторжникам пришлось защищать своих охранников. В день своего выхода из тюрьмы Лихтенштадт принял на себя, вместе с анархистом Иустином Жуком, управление городом Шлиссельбургом. Когда другой бывший каторжник, его друг, которого он очень любил, погиб в бою, Лихтенштадт в память о нем взял его фамилию и стал называться Мазиным. Сделавшись марксистом, он сначала из верности демократии примкнул к меньшевикам, но затем вступил в большевистскую партию, чтобы быть вместе с людьми самыми активными, самыми творческими и больше всего рискующими собой. У него были замыслы великих книг в голове, душа ученого, детское простодушие перед лицом зла, минимальные потребности. Спустя одиннадцать лет он встретил свою подругу, вновь разлученную с ним южным фронтом. «С издержками революции, - любил он повторять, - нужно бороться действием». Мы жили среди телефонов, мотаясь по огромному вымершему городу на часто глохнущих автомобилях, реквизируя типографии, подбирая для них персонал, исправляя корректурные листы даже в трамваях, ведя переговоры с совнархозом о шпагате, с типографией Государственного Банка о бумаге, спеша в ЧК или в далекие пригородные тюрьмы, как только нам сообщали о каких-нибудь злоупотреблениях, и все это каждый день, по вечерам же происходили совещания с Зиновьевым. Функционеры высокого ранга, мы жили вместе с важнейшими партийными деятелями в гостинице «Астория», первом Доме Советов, под защитой пулеметов, установленных на первом этаже. На черном рынке я приобрел кавалерийскую бекешу на меху и в ней, очищенной от вшей, стал выглядеть прилично. Для наших новых сотрудников мы нашли в бывшем посольстве Австро-Венгрии униформу габсбургских офицеров, сделанную из тонкого драпа и в хорошем состоянии. Мы пользовались большими привилегиями, хотя буржуазия, лишенная собственности и пустившаяся во всевозможные спекуляции, жила намного лучше. В столовой Исполкома Северной Коммуны мы каждый день ели мясной суп и часто конину, слегка подпорченную, но сытную. Там обычно столовались Зиновьев, Евдокимов из ЦК, Зорин из Петроградского комитета, Бакаев, председатель ЧК, иногда Елена Стасова, секретарь Центрального Комитета, и Сталин, почти никому в ту пору не известный.

Мой друг Мазин (Лихтенштадт) ушел на фронт после нашего совместного обращения к Зиновьеву: «Фронт повсюду». Зиновьев возразил: «В лесах и болотах вы погибнете быстро и бессмысленно. Там нужны люди, более приспособленные к войне, чем вы, и их хватает». Мазин настоял на своем. После он сказал мне, что положение катастрофическое, наше дело, очевидно, проиграно, и нет никакого смысла в том, чтобы прожить еще несколько месяцев, выполняя к тому же ставшую бессмысленной организационную, издательскую и прочую работу; что в эпоху, когда столько людей бесцельно умирают в глуши, ему противны кацелярии Смольного, комитеты, печатная бумага, гостиница «Астория». Я парировал, что следует держаться до конца, жить и не рисковать без крайней необходимости всегда останется время умереть, расстреляв последние патроны. (Я сам вернулся из командировки, практически смертельной, не будь она прервана Бухариным. У меня не осталось ни страха, ни боязни показать его; зато появилось достаточно причин жить, чтобы продолжать борьбу, так что даже самое здоровое донкихотство стало казаться мне бессмысленным; я был уверен, что этому близорукому интеллигенту, рассеянному в мелочах, не суждено провоевать более двух недель.) Мазин (Лихтенштадт) воевал немного дольше. Без сомнения, желая спасти, Зиновьев назначил его комиссаром 6-й дивизии, которая преграждала путь Юденичу. Дивизия таяла под огнем, распадалась на части; ее остатки в беспорядке разбегались по размокшим дорогам. Возмущенный Билл Шатов показал мне письмо Мазина, в котором говорилось: «От 6-й дивизии осталась лишь беспорядочно бегущая толпа, с которой я ничего не могу поделать. Командования больше нет. Я прошу снять с меня мои политические обязанности и дать мне ружье пехотинца». «Он с ума сошел! воскликнул Шатов. Если бы все наши комиссары стали такими романтиками, хороши бы мы были! Я пошлю ему матерную телеграмму, есть у меня заветные слова, уверяю вас!» Но я видел беспорядочное бегство и понимал реакцию Мазина. Ни с чем не сравнить вид побежденной, охваченной паникой армии, которая ощущает вокруг себя предательство, никому более не подчиняется, превращается в стадо обезумевших людей, готовых линчевать любого, кто встанет у них на пути, и бежит, побросав ружья в канавы... Все это вызывает такое чувство непоправимого, паника так заразительна, что людям мужественным остается лишь покончить самоубийством. Владимир Осипович Мазин поступил, как и написал: отказался от командования, подобрал ружье, собрал маленькую группу коммунистов и попытался остановить одновременно бегство своих и наступление врага. Четверо отчаянных на опушке леса, из которых один ординарец, отказавшийся их покинуть. В одиночку завязали они бой с кавалерией белых и были убиты. Позднее крестьяне показали нам место, где комиссар расстрелял свои последние патроны и погиб. Они его похоронили. Позднее в Петроград привезли четыре обожженных трупа, из которых один, маленький солдат, убитый ударами прикладов (с пробитым черепом), словно пытался еще закрыть лицо негнущейся рукой. Я узнал Мазина по узким ногтям, один бывший каторжник из Шлиссельбурга по зубам. Мы предали его земле на Марсовом поле. (Это произошло после победы, в которую в ту пору никто из нас, кажется, не верил.)
Петроград был спасен 21 октября в битве на Пулковских высотах, в 15 километрах к югу от полуосажденного города. Поражение обернулось победой, войска Юденича в беспорядке бежали к эстонской границе. Три сотни рабочих, пришедших на помощь из Шлиссельбурга, в критический час остановили их и были перебиты офицерским корпусом, который шел в бой, как на парад. После победы я получил последнее письмо Мазина (Лихтенштадта). Он просил меня передать это письмо его жене. «Если посылаешь людей на смерть, писал он, следует погибнуть самому».

[Кибальчич Виктор Львович (псевд. Виктор Серж) От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера / пер. с фр. Ю. В. Гусевой, В. А. Бабинцева. - М.: Праксис; Оренбург: Оренбург. книга, 2001. - 696 с.
http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages.xtmpl?Key=12238&page=88]

Überblick vom Stammbaum

    Лев Гросман, Дворянин 1819-1896   Генриетта (Девичья фамилия неизвестна) 1839-1912
| |



|
Иосиф Лихтенштадт, Дворянин 1842-1896   Марина Гросман, Дворянка 1857-1937
| |



|
Bild
Владимир Лихтенштадт 1882-1919